| |
В нашей деревне – не смейтесь, это правда – живет святая,
она ни разу не сделала то, что нельзя, даже во сне не грешила,
нет, молодая, и не уродина, если не обращать внимания на то, что она надевает,
но вы обхохочетесь, когда услышите, чем занимается эта чудила:
она переписывает Библию, букву за буквой целыми днями,
нет, не с книг, книги – ложь, – так она говорит, – их она не выносит,
там ошибки, – это ее слова, – неточности, о которых мы просто не знаем,
и от этого мир наш похож на бедлам, а мы сами – прохвост на прохвосте.
Ну а ей, – представляете, – ей-то, – ха-ха, – все по буквочкам Бог диктует,
настоящий, единственный Бог, Повелитель Всех Воинств,
ну, конечно, она – юродивая, раз несет чепуху такую,
говорит, мы не знаем, как должен быть мир устроен,
а когда, мол, допишет она до конца, до последней строки,
все исправится во вселенной мгновенно, и мир исчезнет
и появится снова – без ненависти, убийств и тоски,
мудрый, правильный, справедливый, прекрасный, честный.
Ну а мы-то, как? Мы-то, – кричу я, – что с нами будет?
Успокойся, – она отвечает, – мы тоже преобразимся,
тут же станем такими, какими и были задуманы люди
в миг Творения, до того, как Замысел исказился.
Получается, как утверждает эта сдуревшая праведница,
я – останусь, но буду святошей, без желаний, падений и взрывов,
без страстей и пороков, без лени, транжирства, скаредности, –
тот же я, но живущий, как надо, порядочно, – тьфу, – и красиво,
– Нет, не так, – тут она улыбается, – все неверно в придуманном, тусклом рае,
ты подумай, – а я мысленно стаскиваю с нее тряпку за тряпкой, и рву их в клочья, –
будет все, ты позднее поймешь, и неважно, что это сегодня грехом называют,
подожди, – говорит она мне, а голос ее то падает, то взлетает, –
потерпи до тех пор, когда я, наконец-то, поставлю последнюю точку.
|